Читал переписку Волошина-Замятина.
Оба восторгались Коктебелем. Волошин — непосредственно оттуда, живописно сопровождая свои восхищения картинами крымской действительности. Замятин — негодуя на ненастный Питер, оплакивая сходящий коктебельский загар.
И что вспомнилось? Лето 2010, Коктебель, дом Волошина на набережной — дом, в который мы так и не зашли. Дом, который успешно затерялся в бессовестном скопище лотков, лоточков, коробейников, китайской дешевой (и недешевой) дряни.
Не знаю я, конечно, что было в плане ширпотреба в 20-х годах прошлого века в Коктебеле. Но или от того, что коробейников стало больше, или я совсем непоетического склада человек, или еще какая хворь, со мной приключившаяся, помешала отвлечься от суетного мира капитала, — на лирический лад волошинский дом меня не вдохновлял. Море — да (если уйти подальше), горы — да (когда вверх голову задираешь мелькания перед глазами меньше), а Дом — не вставляет.
Мы приехали в Коктебель около 6 утра и уже в 7 вышли на первую разведку. Это была самая лучшая прогулка по Коктебелю за все три недели, которые мы там были. Тихо. Пустынно. Солнце еще не злое. Потом уже мы поняли, что это очень редкое для Коктебеля состояние.
Почему-то для многих это город-легенда, город-мечта. Красивое название играет роль.